Фонтан слёз и утаенная любовь Пушкина
 |
 |
 |
Известно, что любовь к женщине для Пушкина была живительным источником его вдохновения и творчества. Он любил очень многих женщин и как-то, накануне женитьбы, очевидно, подводя итог любовным увлечениям, зимой 1829-1830 года, будучи в гостях у московских сестёр Екатерины и Елизаветы Ушаковых, набросал им в альбом два списка женщин, которых любил. Список впоследствии получил название Дон-Жуанского. Первый был списком серьёзных увлечений, его заканчивала будущая жена Наталья, а второй - менее серьёзных. Так вот, уже в первом списке поэт ввел интригу тем, что четвертую позицию обозначил NN. А несколько ранее в черновом посвящении к поэме "Полтава" поэт записал: "Иль посвящение поэта, Как утаённая любовь, Перед тобою без привета Пройдёт непризнанною вновь?" В беловом варианте читаем: "Как некогда его любовь" - вместо "утаённой любви".
Кого только не прочили на место NN! Недавно была переиздана редкая до того книга
П.Губера "Дон-Жуанский список А.С.Пушкина", в котором перечислено несколько
претенденток на утаённую любовь. Вообще же называлось 8 претенденток: Мария
Аркадьевна Голицына, внучка генералиссимуса А.В.Суворова, графиня Наталья Викторовна
Кочубей, в замужестве Строганова, 4 дочери прославленного в войне 1812 года генерала Н.Н.
Раевского - Екатерина, Елена, Мария (Волконская), Софья - и жена историка Екатерина
Андреевна Карамзина. И ни одна из них, как мне казалось, не подходила на эту роль.
Наконец, просматривая том 3 издания Пушкинского Дома (ИРЛИ АН СССР) "Пушкин. Исследования и материалы", я нашёл статью Л.П.Гроссмана "У истоков "Бахчисарайского фонтана". Она меня поразила удивительным попаданием в точку, здесь впервые достаточно обоснованно была названа Софья Станиславовна Потоцкая. Оставалось неясным, как автор вышел на эту тропу. В одну из поездок в Санкт-Петербург, получив специальное разрешение на ознакомление с оригиналом рукописи "Дон-Жуанского списка" (все рукописи Пушкина хранятся в Пушкинском Доме), вооружившись лупой, я с удивлением прочитал рядом с NN едва заметную запись на французском языке, сделанную тонким карандашом,- Потоцкая! Вот теперь всё стало ясным - ну разве могли заинтригованные сёстры Ушаковы не выпытать у покладистого Пушкина его тайну и тут же для себя её записать?
Не знаю, может быть, Л.П.Гроссман и не знал этого и просто провидчески в своей фундаментальной работе отталкивался от того, что Пушкин сам назвал имя вдохновительницы поэмы "Бахчисарайский фонтан". В письме П.А.Вяземскому 4 ноября 1823 года из Одессы поэт писал: "Вот тебе, милый и почтенный Асмодей, последняя моя поэма... Если эти бессвязные отрывки покажутся достойными тиснения, то напечатай...Припиши к "Бахчисараю" маленькое предисловие или послесловие - если не для меня, так для Софьи Киселевой (до замужества - Потоцкой - А.З.)". Позднее, 20 декабря 1823 года, он снова пишет Вяземскому: "Ты, кажется, собираешься сделать заочное описание "Бахчисарая"? Брось это. Мадригалы Софье Потоцкой - это другое дело". Наконец, при публикации поэмы Пушкин незаметно назвал свою музу, напечатав в приложении "Выписку из путешествия по Тавриде" И.М.Муравьёва-Апостола, которая заканчивалась указанием на "принятое и справедливое мнение, что красота женская есть, так сказать, принадлежность рода Потоцких". Сенатор и член Российской академии И.М.Муравьёв-Апостол "несомненно" знал статс-даму С.К.Потоцкую и её двух красавиц дочерей, Софью и Ольгу, блиставших в 1817-1819 годах на балах Петербурга и Царского Села. Пушкин в это время заканчивал лицей в Царском Селе, там он и познакомился с сёстрами Потоцкими.
Если верить "Дон-Жуанскому списку", то четвертое любовное увлечение Пушкина оказалось самым сильным и самым продолжительным именно из-за недосягаемости предмета чувств. Как тут не вспомнить слова Гёте: "Стремление к истине прекраснее обладания ею". В одном из первых стихотворений "Платонизм", посвящённых Софье Потоцкой, поэт пишет:
Восторги нежные к тебе Нашли пустынную дорогу. Я понял слабый жар очей, Я понял взор полузакрытый, И побледневшие ланиты, И томность поступи твоей... Твой бог не полною наградой Своих поклонников дарит. Его таинственной наградой Младая скромность дорожит. Он любит сны воображенья, Он терпит на дверях замок, Он друг стыдливый наслажденья, Он брат любви, но одинок.
И в заключение он восклицает: "Ужель мольба моя напрасна?" И тут же, отчаявшись, упрекает её: "Не вечно будешь ты прекрасна, Не для себя прекрасна ты." Недосягаемость Софии влекла поэта к ней со всё возрастающей силой. Вероятно, ещё в Петербурге поэт узнал, что зиму София и Ольга коротали в Тульчине и Умани, а на лето уезжали в Крымскую Массандру. Именно в Петербурге поэт обсуждал с Николаем Николаевичем Раевским-младшим идею поездки с семейством его прославленного отца в Крым. Реализацию его мечты приблизила ссылка на юг в мае 1820 года. В середине мая Пушкин приезжает в Екатеринослав (ныне Днепропетровск), искупавшись в Днепре, заболевает лихорадкой (простуда). Именно в день рождения поэта, 26 мая 1820 года (по старому стилю), поздно вечером больного Пушкина навещают Н.Н.Раевский-старший с сыном Николаем и врачом Е.П.Рудыковским и забирают с собой для поездки по Кавказу и Крыму. Это было настоящим спасением, и только от этого можно было выздороветь. Позднее, во время южной ссылки, в каждый свой день рождения поэт стремился встретиться с Раевскими. Опустим детали этого интереснейшего путешествия и коснёмся кульминационного момента, когда кавалькада карет с семейством Раевских, приехав в Феодосию, решила плыть на николаевском бриге "Мингрелия" в Гурзуф. О подробностях этой удивительной поездки, которые мне удалось выяснить (поездка состоялась в ночь с 15 на 16 августа, капитаном брига был тогда капитан-лейтенант М.Н.Станюкович, отец известного писателя-мариниста; установлены и фамилии офицерского состава брига, модель брига впервые выполнена Г.Г.Кузнецовым и находится сегодня в Музее судостроения и флота), я уже писал в заметке "Шуми, шуми, послушное ветрило..." (Южная правда, 21 октября 1989 г.). Здесь же отметим, что поэт впервые в своей жизни ступил на борт военного корабля, что оставалась всего одна ночь до осуществления его заветной мечты, что он всю ночь не спал и бормотал строки вдохновеннейшей элегии "Погасло дневное светило", пронизанной близким свиданием с любимой, подведением итога своих любовных чувств:
Я вижу берег отдалённый, Земли полуденной волшебные края; С волненьем и тоской туда стремлюся я, Воспоминаньем упоённый... И чувствую: в очах родились слёзы вновь; Душа кипит и замирает; Мечта знакомая вокруг меня летает; Я вспомнил прежних лет безумную любовь, И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило, Желаний и надежд томительный обман... ........................................ И вы забыты мной, изменницы младые, Подруги тайные моей весны златыя, И вы забыты мной... Но прежних сердца ран, Глубоких ран любви, ничто не излечило... Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан...
"Мечта знакомая вокруг меня летает..." Три недели провёл Пушкин в Юрзуфе, как тогда говорили и, конечно же, встречался и ходил по стопам Софии, что видно из его стихотворений "Нереида", "Дионея", "Кто видел край, где роскошью природы...", "Таврида", "Ненастный день потух; ненастной ночи мгла...". Возможно, именно здесь София и Ольга поведали легенду о Потоцкой, погибшей в гареме крымского хана, и о "Фонтане слёз", поставленном в её честь в Бахчисарайском дворце, который вскоре Пушкин увидел и сам. Именно здесь у него родилась идея так и не осуществлённой поэмы "Влюблённый бес" - как выражение крайнего чувства человека, превратившегося в беса из-за неудовлетворённой любви. Как это часто бывает, от безысходности чувств он заболел снова горячкой. Так что, проезжая впервые Николаев по дороге в Кишинев 9-14 сентября, по-видимому, ничем не интересовался, да и знакомых ещё здесь не было, не считая М.Н.Станюковича и 9-ти морских офицеров брига "Мингрелия". 24 сентября Пушкин уже пишет брату Лёвушке из Кишинёва: "Ночью на корабле написал я "Элегию", которую тебе пересылаю; отошли её Гречу без подписи... Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провел я посреди семейства почтенного Раевского...друг мой, любимая моя надежда - увидеть опять полуденный берег и семейство Раевского." Начав работать над будущей поэмой, которую он первоначально хотел назвать "Гарем", он пишет брату 27 июля 1821 года из Кишинёва: "Пришли мне "Тавриду" Боброва", а позднее, закончив и отослав П.А.Вяземскому для публикации "Бахчисарайский фонтан", поэт пишет ему в письме в декабре 1823 года: "Меня ввел во искушение Бобров: он говорит в своей "Тавриде": Под стражею скопцов гарема. Мне хотелось что-нибудь у него украсть,.." Напомню, что поэма "Таврида" была написана николаевским поэтом Семёном Сергеевичем Бобровым и издана в Николаевской Адмиралтейской типографии в 1798 году. Из Кишинёва в конце ноября 1820 года Пушкин едет в Каменку, в имение Давыдовых и Раевских, и, конечно же, снова устремляется в Тульчин, где жила Софья Потоцкая, но, очевидно, тоже без успеха. Ранее он пишет "Черную шаль", посвященную младой гречанке. Стихи быстро разошлись в списках и сделались самым любимым романсом офицерства. На обратном пути из Каменки в Одессу и Кишинёв поэт 2-й раз посещает Николаев в конце февраля - начале марта 1821 года, интересуется здесь и в Херсоне судьбой своих дедов Ганнибалов, служивших на Черноморском флоте. Второй раз Пушкин побывал в Тульчине в ноябре 1822 года, по дороге в Киев, где он посетил своих Раевских. Неприступность Софии объяснялась, во-первых, удивительно цельным её характером, во-вторых, принципиальной натурой и тем, что она ещё с 1817 года влюбилась в одного из самых блестящих представителей гвардии, отличившегося в войне 1812 года, генерала Павла Дмитриевича Киселёва. Забегая вперёд, скажу, что всю свою долгую жизнь она оставалась верной этой любви, несмотря даже на развод. Пушкин, конечно же, об этом догадывался, но надежды не терял до тех пор, пока не узнал, что Софья объявлена невестой Киселёва и они получили благословение государя. Свадьба состоялась 25 августа в Одессе. Пушкин в Кишинёве сходил с ума от безысходности и, по-видимому, готов был наложить на себя руки. Как всегда в таких случаях, выручала поэзия. Рукописи его буквально исписаны её портретами и отчаянными стихотворениями. "Гроб юноши", "Умолкну скоро я. Но если в день печали", "Мой друг, забыты мной следы минувших лет", "Вдали тех пропастей глубоких" и др. Спасала поэта и работа над "Бахчисарайским фонтаном" - как фонтаном слёз его неудовлетворённой любви. Судьба Софьи Станиславовны сложилась несчастливо. Молодые поселились в Тульчине, городке Потоцких, где находился главный штаб второй армии, начальником которого был П.Д.Киселёв. В 1822 году в Берлине скончалась её матушка С.К.Потоцкая, поручив младшую дочь попечению Киселёвых, и это разбило счастье Софьи. Ольга своей красотой и практицизмом вскоре в глазах Киселёва затмила Софью, кажется, однажды даже она застала своего мужа в объятиях своей сестры. Гордая полячка уже не смогла простить своего мужа, хотя и продолжала его любить. Всё это не замедлило стать достоянием офицерства маленького городка. Нужно сказать, что у быстро сделавшего карьеру Киселёва было много недоброжелателей, которые, используя семейные неурядицы, довели дело до открытой дуэли его с Мордвиновым 24 июня 1823 года. На восьми шагах расстояния пуля пролетела у виска мужа Софьи, Мордвинов был смертельно ранен и скончался. Ситуацию разрешили тем, что срочно 1-го ноября 1823 года Ольга Потоцкая была обвенчана со Львом Александровичем Нарышкиным в Одессе, кузеном был М.С.Воронцов. Поселились молодые в доме, где ныне находится Художественный музей им.Короленко. В ноябре 1823 - январе 1824 года у них гостят Киселёвы. Пушкин живо интересовался всеми этими событиями, особенно дуэлью Киселёва с Мордвиновым. Он был на стороне И.Н.Мордвинова, как бригадного командира, вызвавшего лицо выше себя по службе. Отношения Пушкина с Киселевым были сдержанно неприязненными. Ещё в 1819 году он писал Михаилу Орлову: "На генерала Киселёва Не положу своих надежд... Но он придворный: обещанья Его не стоят ничего." Зная характер своей "гордой девы", он всё ещё на что-то надеялся. В июле 1823 года поэт переехал из Кишинёва в Одессу и наверняка присутствовал на венчании Ольги в Греческом соборе; бывает он и в доме Потоцких, видится с Софьей. Здесь он в эти дни заканчивает "Бахчисарайский фонтан". В мае 1823 года поэт начал писать роман в стихах "Евгений Онегин", многоплановую энциклопедию русской жизни. Семейная линия в романе в основе своей (Пушкин никогда не списывал свои образы с какого-то одного лица, это всегда были обобщения, так что в данном случае можно говорить только о доминанте образа) списана с семейства Потоцких-Киселёвых. В образе Ольги он ничего не изменил, оставил даже имя. Софье дал имя Татьяны, не знаю почему, пока мне не удалось установить день её рождения. Возможно, потому, что они познакомились на "Татьянин день" 12 января 1817 или 1818 года. Татьяна в переводе с греческого означает "основательница". Судя по всему, именно она действительно стала основательницей его романа в стихах. Не зря же он в конце его пророчески заметил: "А та, с которой образован Татьяны милый Идеал... О много, много рок отъял!" О том, что же "отъял рок", пойдет речь ниже. Пока София находилась рядом, "любовный бред", как он сам признавался, не покидал его. Он пишет ей стихотворения (к сожалению, их посвящение сегодня по ошибке приписывают Е.К.Воронцовой, которая в это время была беременна и почти не появлялась в обществе): "Надеждой сладостной младенчески дыша", "Придёт ужасный час... твои небесны очи...", "Скажи - не я ль тебя заметил...", "Желание славы". Их последнее свидание в Одессе было тайным, ночью в саду, в конце января или начале февраля 1824 года, после чего поэт пишет пророческое стихотворение: "Всё кончено: меж нами связи нет...". Всё же поэт питал ещё какие-то надежды на повторную встречу в Крыму - летом Воронцовы собирались в Крым на яхте. В прошлом году 10, 14 и 21 июня "Вечерний Николаев" опубликовал мою статью "Тайна поездки Пушкина "на саранчу", в которой я рассказал о подробностях интриги, которая разрушила эти планы Пушкина. Здесь отмечу, что поэт, всякий раз посещая наш город, связывал его имя с именами Софьи Константиновны и Софьи Станиславовны Потоцких, он, конечно же, знал почти обо всём, а может быть, и того больше, чем я рассказал в первой истории о любви Потёмкина. Не случайны его анекдоты о Потёмкине, возможно, здесь и записанные им, в том числе и тот, где упоминается наш город, Адмиралтейский собор и запорожцы. Не случайно и во время приезда в наш город 24 мая 1824 года он записывает строфу из "Евгения Онегина", где вспоминает свою возлюбленную в Крыму: "Я помню море пред грозою: Как я завидовал волнам, бегущим бурной чередою С любовью лечь к ее ногам". Замечу, что с первых дней приезда в Одессу Пушкин буквально пропадал на кораблях, базировавшихся в Николаеве. Николаевцы Сильво, Казарский, поэт-моряк Зайцевский, братья Рогули, Карл Даль, Зонтаг, муж А.П.Зонтаг, астроном Кнорре, адмирал Грейг, его супруга Юлия и ещё до сотни моряков-николаевцев приплывали на бриге "Мингрелия", фрегате "Флора", катере "Сокол", брандвахте "Шагингирей", яхтах "Утеха", "Твёрдая" и многих других, приезжали лошадьми из Николаева. Последний раз поэт посетил Николаев 31 июля 1824 года, на пути из Одессы в Михайловское, и, конечно же, он не мог не побывать в Спасском (ныне яхт-клуб), где стоял турецкий дворец Потёмкина и ныне ещё стоит турецкий фонтан. Конечно же, он знал, что именно здесь Бобров написал и издал свою "Тавриду", которой он пользовался при написании "Бахчисарайского фонтана". Всё это вместе взятое не могло его не вдохновить на создание маленького шедевра, каким является стихотворение "Фонтану Бахчисарайского дворца", в заключительных строках которого он с горестью замечает: "Иль только сон воображенья В пустынной мгле нарисовал Свои минутные виденья, Души неясный идеал?" Дальнейшая семейная жизнь Софии сложилась печально, у них умирает в 1824 году единственный сын 2-х лет. Далее её с мужем развели разные политические взгляды. Потоцкая была на стороне польских тайных обществ и восставших декабристов. Декабристы, хотя и прочили П.Д.Киселёва в своё правительство, но он не был на их стороне. Софья всячески поддерживала польских повстанцев. В начале 30-х годов муж её писал: "Я не создан, чтобы... в моей домашней жизни препираться о политических мнениях." Но на разрыв с мужем она все же не хочет идти. Временные разлуки сменяются полным разрывом, и в начале 30-х годов Софья Станиславовна навсегда поселяется за границей, в основном в Париже. Разрыв с мужем она объясняла его неверностью. Основой духовной жизни Киселёвой остаётся любовь к Польше и мечта о её освобождении, она восторженно встречает национально-освободительные движения в других странах. В 1856 году П.Д. Киселёва назначают послом в Париж, и он, боясь быть скомпрометированным со стороны своей жены, готов даже выслать её из Франции. Ольга Нарышкина овдовела в 1846 году и в конце 50-х годов уехала в Париж для последних встреч с Павлом Дмитриевичем Киселёвым, они были неразлучны до самой её смерти в 1861 году. Он же в 1862 году, выйдя в отставку, остался жить в Париже, где умер в 1872 году в возрасте 84-х лет, вся колония русских оплакивала его кончину. Его жена, до конца дней сохранившая своё супружеское звание, скончалась 2 сентября 1875 года в возрасте 74-х лет в Париже, в полном одиночестве. Такой была эта горестная история, озаренная любовью Пушкина. Нельзя сказать, что Софья Станиславовна совсем не понимала и не ценила гения Пушкина. Так, в письмах (Софья писала исключительно на французском языке, я держал в руках многие подлинники её писем - помните, в "Евгении Онегине": "Я должен буду, без сомненья, Письмо Татьяны перевесть.") из Тульчина мужу в Петербург в 1827 году она писала: "Привези также оба новых романа Вальтера Скотта и несколько русских стихотворений Пушкина, как например, "Бахчисарайский фонтан", "Онегина", новую его трагедию; а если увидишь его, передай ему, что я учусь русскому языку, чтоб читать его стихи". Позднее, в 1828 году, она волновалась, не попал ли поэт на русско-турецкую войну. Известно, что Пушкин просился на войну, но Николай его не пустил - слишком явной было бы его участие в гибели поэта. Царь готовил поэту куда более коварную гибель, он ему не простил идеологической подготовки восстания декабристов (о разгадке тайны гибели поэта читайте мою статью "Пророк России" в газете "Радянське Прибужжя", опубликованную 6 и 9.06.92 г.). Тогда Пушкин, не спросясь, помчался в Арзурум, на кавказский фронт, где таки один раз принял участие в боевых действиях, пока об этом не доложили генералу Паскевичу, и тот, вручив известному на всю Россию поэту саблю, отправил его в обратный путь. Так что, как видим, София хорошо знала характер поэта и поэтому весьма сочувственно отнеслась к его гибели в 1837 году. Так, в 1845 году она, пытаясь освободить арестованного брата, была выдворена из России за связи с революционной Польшей. Возмущенная действиями III Отделения, она пишет мужу: "Я чувствую себя совершенно разбитой и сломленной... Я более не дышу свободно, мой сон - непрерывный кошмар, и я часто... вспоминаю стихи Пушкина, который задыхается и стремится дохнуть воздуха лесов (стих из "Братьев- разбойников"- А.З.)". Мне как-то не хочется писать и сожалеть о том, что Пушкин не знал и не догадывался о столь уважительном отношении к нему Софьи Киселёвой. Пушкин был Гением, и потому ему многое было доступно из того, что нам, смертным, неведомо, - помните слова шекспировского Гамлета: "Есть множество вещей на свете, друг Горацио, что и не снились нашим мудрецам"? Поэт любил Софью Потоцкую-Киселёву до последних дней своих и посвятил ей множество стихотворений, больше чем кому-либо. Кроме того, что я уже перечислил выше, ей были посвящены ещё драмы "Борис Годунов"(тематически), "Каменный гость", "Пир во время чумы", "Русалка", "Сцены из рыцарских времён"(не закончена, здесь он использовал часть своей же "Баллады о рыцаре, влюбленном в Деву (Марию)", поэмы "Цыганы" и "Полтава". Так что это была, без преувеличения, Великая Любовь Гения к не менее Гениальной Женщине. Как тут не вспомнить Первое Послание к коринфянам Святого Апостола Павла [13, 14, 1]: "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Достигайте любви; ревнуйте о дарах духовных". Фонтан Любви, фонтан живой! Принёс я в дар тебе две розы...
