(род. в 1937 г. в г. Ейске на Кубане). Училась в 3-м Ленинградском медучилище и по окончании переехала в 1969 г. в Николаев. Вышла замуж, имеет сына. Работала медсестрой во 2-й городской поликлинике, затем 5-й школе-интернате, ныне работает в детском садике. С детских лет полюбила народную песню и сама поет. Народный фольклор оказал влияние и на ее творчество. Долгие годы принимала участие в работе литобъединения «Рефлектор», которым руководил поэт Эмиль Январев. Ее произведения публиковались в местной и одесской прессе, стихи опубликованы в общем сборнике литобъединения «Рефлектор» «Второе дыхание». В 1998 г. вышла книга ее стихов «До боли милые черты». Здесь публикуем отрывки из ее повести «Кубанский зной» («Атолл», Николаев, 2007).

Маленький курортный городок на берегу Азовского моря, уютный тихий отличался гостеприимством. Теплое море с пологим песчаным берегом привлекало всех. Кому хоть раз приходилось побывать здесь, тот никогда не забывал о нем. Море всегда загадочное, как живое существо со строптивым характером и нежной душой. То приветливо-ласковое, когда в штиль глянцевая гладь воды у горизонта сливается с голубизной неба, то бешено рокочущее, хранило много тайн, свидетелем которых было. Но когда курортный сезон заканчивался, море становилось серым и беспокойным. От него веяло прохладой и йодистым запахом водорослей.

Этот день был хмурый. Погода будто грустила по ушедшему лету. Небеса словно прорвало. Моросил мелкий холодный дождик. К вечеру заметно похолодало. На город опускались густые сумерки. Вдруг на безлюдной улице, сырой и неуютной, послышались неуверенные шаги, и в полумраке хрупкая фигурка метнулась в сторону моря. Неся что-то перед собой, она то замедляла шаги, то двигалась еще быстрее. Подойдя к берегу, оглянулась, поднялась на волнорез, который стрелой врезался в воду. Море штормило. Свинцовые волны, с гулом разбиваясь о бетон, обдавали ее брызгами холодной пены. Ветер пузырил платье, трепал ее волосы, но она быстро подошла к самому краю и остановилась, озираясь. Вдруг из свертка на бетон выпал камень и послышался плач младенца. Она вздрогнула. Прижав ребенка к груди, попятилась назад, со страхом глядя в морскую пучину. Потом быстро сошла на берег. С ужасом поглядела на то место, где только что стояла, прижала к себе ребенка и стала целовать маленькие кулачки, которые высвободились из старенькой пеленки. При мысли, что этого мгновения могло бы и не быть, ее сердце болезненно сжалось, а в глазах заблестели слезы. И только теперь, радуясь и плача, поняла, как они нужны друг другу, как он ей дорог. Дождь уже прекратился, но было сыро. Она сняла вязанку, завернула в нее младенца и направилась к дому. Но что ждало ее там? «Упреки и оскорбления матери? – подумала девушка.

Оксане было три года, когда не стало отца. Овдовев совсем молодой, мать устраивала личную жизнь, и уже в третий раз собиралась замуж. Занимаясь лишь собой, порой забывала о девочке, оставляя ее то у одной, то у другой подруги. И чем взрослее становилась девочка, тем все больше понимала, как ей не хватало материнской ласки, как порой хотелось прижаться к матери, ощутить тепло ее рук и души. Но вместо этого слышала окрики: «Уйди, убирайся, не мешай!» Эти слова больно ранили беззащитную детскую душу. Девочка уединялась и горько плакала. Так она росла, взрослела и становилась очаровательной девушкой. Мать стала замечать, что ее поклонники оказывают дочери внимание, и под любым предлогом старалась выпроводить ее из дома на время свидания. Девочка одиноко бродила по улицам или просиживала на лавочке до поздней ночи. Наконец мать устроила свою жизнь, сошлась с мужчиной моложе своих лет, но уже судимым и амнистированным. Теперь у девочки появился отчим. Он вроде бы проявлял заботу и внимание к девочке. Матери бросалось это в глаза, но она не усматривала ничего плохого. И, однажды, когда мать, работая на швейной фабрике, вышла в ночную смену, изнасиловал девочку и пригрозил, что если расскажет матери, то ему, отсидевшему пять лет в тюрьме, ничего не стоит убить и ее. Девочка замкнулась в себе и молчала, со страхом ожидая ночи, когда мать уходила на работу. Но мать стала замечать некую перемену в дочери и, когда беременность стала заметна, отчим исчез навсегда. Мать обрушила на дочь свой гнев, обвиняя ее в этом:

– Что хочешь делай, а я тебя не пущу даже на порог с этим выродком. Твои сверстники к выпускному балу наряжаются, а у тебя пузо выше носа. Сама виновата. И как мне пережить этот позор?!

Так девочка осталась наедине со своей бедой. В роддоме, о многом передумав, она еще надеялась на материнское прощение, ждала дня выписки, чтобы излить свою душу, но мать так и не пришла. Не мать, а кто-то из медперсонала принес старенькие вещи для младенца. Со слезами на глазах бродила молодая мать по улицам с первенцем на руках. Разочарование жизнью охватывало ее душу «Что делать? Куда теперь идти? Раз никому не нужна, зачем жить?» – спрашивала она себя. И у нее мелькнула мысль покончить с жизнью. Она оставила ребенка у чьей-то двери и уже отошла, но младенец заплакал. Оксане стало жаль его, она вернулась. Но, подумав, что он будет также несчастен, решила умереть вместе с ним. Но теперь раскаивалась и удивлялась: «И как мне такое могло прийти в голову?» Страх перед будущим, связанным с рождением ребенка, был уже позади. В ней вдруг появилась какая-то сила противостоять всему ради дитя, который стал для нее самым дорогим. Оксана вдруг поняла, что у нее теперь есть для кого жить. И думала уже не о себе, не о том, что ее ждет, а о беззащитном существе, которому очень нужна, и от этого ей становилось легче на душе. Она вспомнила, что где-то в станице живет ее прадед. А зная из рассказов матери, что прадед живет в станице Кубанской один, почувствовала, что только там сможет найти приют для своего малыша, только там обретет покой. Воспользовавшись отсутствием матери, вошла в дом, собрала в узел свои вещи и глубокой ночью с младенцем на руках ушла из родительского дома, оставляя город со всеми неприятностями и неудачами, пережитыми ею. Но одно беспокоило ее: «Жив прадед он и как его найти? В станице должны хорошо знать его. Только бы он был жив» – размышляла она по пути и не заметила, как вышла за окраину города. Узел с вещами врезался в плечо, ноги утопали в грязи. Ей приходилось часто останавливаться, чтоб передохнуть. Так Оксана с трудом шла по раскисшей дороге. Но вот небо стало сереть. Ночная мгла постепенно рассеиваться, уступая раннему утру. Небо с одного края начало розоветь. Приближался рассвет. Никогда раньше ей не приходилось наблюдать восход солнца, и она залюбовалась, замечая, как краски постепенно сгущаясь, переходили в яркое зарево. И вот показался край раскаленного шара, который, медленно выплывая из-за горизонта, озарил землю розовым светом. «Как хорошо!» – подумала она, облегченно вздохнув, и у нее на душе просветлело. Но узел, врезавшись в плечо, вернул к действительности. И ей вдруг стало жаль мать и дом, в котором выросла, но припомнив ее обидные упреки, все больше убеждалась в том, что выбор сделан правильно. Вдруг сзади послышался скрип телеги. Сразу уступить дорогу она не смогла, застряв в грязи. Телега остановилась. Обернувшись, она увидела мужчину средних лет. В сапогах и телогрейке он сидел на телеге, натягивая вожжи. Небольшая бородка придавала его лицу солидность, а глаза, глядевшие из-под ушанки, насунутой до бровей, горели молодостью.

Приближалось время кормления. Оксана чувствовала покалывание в груди, которая наливалась молоком. «Вот-вот должен проснуться малыш, но как его здесь кормить»,– подумала она. И малыш вскоре закричал во всю, требуя грудь. Степан понял смущение Оксаны, остановил лошадь, сошел с телеги. Закурив самокрутку, старался не смотреть на нее. Но взглядом невольно устремляясь в ее сторону, не в силах воспротивиться. Видел ее профиль, склонившийся над ребенком, как она достала упругую грудь, как малыш жадно впился в розовый сосок . Оксана улыбалась. А Степан курил и, со стороны наблюдая, любовался ею. В его душе вдруг стало пробуждаться что-то трепетное и нежное к этой совсем юной женщине. В этот момент она была похожа на «Мадонну с младенцем», которую он видел в каком-то журнале. Таким чистым, естественно-искренним было ее лицо. Степан не мог оторвать взгляда и стоял зачарованный. Но малыш скоро насытился. Они поехали дальше. А со Степаном стало твориться что-то невероятное. Его почему-то влекло к Оксане и хотелось еще раз взглянуть. Он часто оборачивался, теперь совсем по-другому воспринимая ее, думал: «Ведь надо ж было сломаться колесу и задержаться в городе. И это не случайно. Сама судьба распорядилась так!». Еще вчера, когда ехал в город, он и представить себе не мог, что встретит женщину, которая зажжет его душу. Он еще не мог дать определение новому чувству, но понял, что оно неотвратимо. Прошлое ему теперь казалось чужим, будто увиденное во сне. Ехали молча. Степан, поглядывая на Оксану, размышлял: «Что-то я никогда о ней не слышал. Значит, не зря говорят, что отец мне не родной. Но как скрыть, что ее прадед и есть тот самый человек, который вырастил и воспитал меня. Что прожил он почти девяносто лет и уже лет пять, как умер». И, подъезжая к станице, решил: «Лучше ей сразу узнать обо всем». А когда остановились у крайне хаты, с окнами, накрест заколоченными досками и двором, заросшим бурьяном, сказал»

Оставшись одна, Оксана осмотрелась. Низкая, ветхая, с глиняными полами, покосившимися окнами, хата навевала грусть. Но безвыходность положения вынуждала принимать то, что есть, и она подумала «Что поделаешь? Буду жить здесь, надеяться не на что. Зато сама себе хозяйка», – и даже повеселела. Она увидела детскую кроватку, положила в нее малыша, а сама стала все рассматривать. Сразу обратила внимание на белую рамку на стене, подошла к ней. Среди многих фотографий одна показалась ей знакомой. А потерев рукой запыленное стекло, она узнала свою мать. На душе стало тоскливо. Оксана мысленно представила своего прадеда, который так бережно хранил память обо всей родне, а умер в одиночестве. Ей стало стыдно за саму себя. «Почему я ни разу не навестила его?» – подумала она с досадой. Не раздеваясь, легла на кровать поверх одеяла из разных лоскутков, и, утомленная дорогой, уснула. Утром ее разбудил детский плач. Перепеленав дитя, она принялась кормить, одновременно рассматривая хату, залитую голубоватым утренним светом, теперь казавшуюся ей святилищем. все необходимое здесь было. В хате запахло грудным молоком. А через сенцы она протянула веревку, и разноцветные пеленки оживили хату. Оксана наводила порядок. Подоткнув подол юбки за пояс, уже заканчивала уборку, как на пороге появился Степан. Он, впервые увидев Оксану в легком платье, залюбовался: «Какая фигура, какие стройные у нее ноги» Заметив Степана, Оксана одернула подол и застенчиво опустила голову.

Да, только Степан мог рассказать Оксане, каким удивительным человеком был ее прадед Иван Степанович. Он все рассказывал и рассказывал, а Оксана сидела, как завороженная и только уголком косынки утирала невольно набегающие слезы. И было ей обидно за него. Все рассказал Степан, но одно утаил, что вырастил его ее прадед и они теперь как бы родственники. А, заканчивая, предложил:

Глава 6

Поселение нового человека заинтересовало станичников. Хата сгорбленная и слепая, как бы выпрямилась и ожила. На окнах появились чистые занавески. Всех интересовало, кто она и откуда. Оксана старалась об этом не говорить. Но соседи, проходя мимо, с интересом заглядывали к ней во двор, а другие будто зачем-то, входили в хату. Молодая жиличка всем нравилась, особенно парням. И Степан теперь не мог пройти, не заглянув к Оксане. Он догадывался, что Оксана неспроста ушла из города, и, не расспрашивая ни о чем, старался помочь. А она была благодарна ему за все. О ней еще никто так не заботился, но ждала она его не только из чувства благодарности. С появлением Степана в хате становилось светлее, а если он несколько дней не появлялся , ее сердце почему-то тоскливо ныло. И хотя совестно было принимать от него помощь, но отказаться не могла, в старой хате везде требовались мужские руки. Степан о том и сам хорошо знал, так как провел детство в этой хате, и все до мелочей ему здесь было знакомо. А потому беспокоился. «Вот-вот хлынут осенние проливные дожди, а крыша еле дышит», – думал он. Его неудержимо влекло сюда, и он под любым предлогом старался свидеться с Оксаной. С его участием Оксана быстро освоилась не новом месте, заметно похорошела, на щеках появился румянец, фигура обрела женственность, что Степану нравилось; походка, разговор – словом все от вьющихся черных волос до кончиков ногтей, будто только для него и была создана, только он заметил и по достоинству оценил все, чем обладала Оксана, и его взгляд все чаще задерживался на ней. Соседи сразу подметили, что Степан увлекся Оксаной. От них трудно что-то утаить. Тут все на виду, как на ладони и друг о друге знают все. Неприятные разговоры и пересуды, быстро расползаясь по станице:

Так участившиеся посещения Степаном Оксаны вызывали дурные толки. Дошли они и до Оксаны и были страшнее удара, так как вынуждали отказаться от его помощи. Но Степан, смуглый, черноволосый, коренастый уже завладел ее сердцем, и теперь не видеть его Оксана просто не могла. Вот и ходила сама не своя. Однако без его помощи жить ей становилось все труднее. Оксана была согласна на любую работу, но некуда было деться с маленьким ребенком, и стала просить соседку бабу Дарью понянчиться с малышом. Дарья согласилась. Но через несколько дней принесла ей старенькую швейную машинку.

– Я б, может, не догадалась, Степан подсказал, – объясняла она Оксане. – И предупредил, ни слова о том, что от него. А то, дескать, не примет, не возьмет. Бери, и на первых порах сшей мне юбку. Оксана, перенявшая мастерство от матери-портнихи, обрадовалась и с охотой согласилась. Она тут же принялась кроить. И пока Васичка спал, юбка была готова. Бабка Дарья, сразу же одев ее, пошла по станице, расхваливать Оксанину работу. Этому обрадовались женщины в станице, и Оксана теперь сама могла заработать себе на жизнь. Мальчик рос. Свежий воздух сельской местности шел ему на пользу. Дарья частенько навещала, приносила угощения, но скрывала, что от Степана. Несмотря на ее скрытность, Оксана догадывалась, и ей на душе становилось теплее. Но однажды Дарья застала Оксану в слезах. Васичка заболел. У него пылали щеки, а на теле появилась сыпь. Дарья тут же сообщила Степану. Он, не раздумывая, среди ночи помчался в город и привез врача. Только теперь, благодаря случаю, после двухмесячной разлуки увидел Оксану и заметил, как она похудела и побледнела. Врач осмотрел мальчика, выписал несколько рецептов, дал рекомендации. Степан отвез его в город, а по дороге, вспоминая, каким нежным взглядом Оксана встретила его, понял, что разлука была в тягость и ей, и это давало ему надежду. Потом у Васички резались зубки, и опять в трудную для Оксаны минуту Степан был рядом. Оксана понимала, что Степан неспроста уделяет ей столько внимания. Не спалось ей по ночам в раздумьях над прошлым и настоящим. Она все больше убеждалась в преданности Степана, чувствовала, что любима.

Глава 7

Станица становилась все краше. Появились новые кварталы, широкие улицы, добротные дома. Ферма, когда-то состоявшая из нескольких коров, переросла в колхоз. Председатель, присланный из города, оказался хорошим человеком и толковым хозяином. Он не только расширил ферму молочными породами коров, а и построил колбасный и коптильный цеха, которыми могла пользоваться все станичники и не только станичники. За небольшой процент готовой продукции, поступающей в продажу станичных магазинов, к нему обращались из соседних колхозов и совхозов, и он в помощи никому не отказывал. При его содействии люди приобрели мотоциклы, машины и товары бытовой техники. Катерина не могла нарадоваться стиральной машине, и бабы приходили поглядеть на чудо, которое само стирает. Но не любил председатель лодырей, а за воровство строго наказывал. Заметив, что с фермы исчезают корма, не заявляя в милицию, сам несколько дней проследил и на горячем поймал доярку Анфису, когда та, вдове согнувшись, выносила мешок силоса с фермы. Анфиска остолбенела, услышав голос председателя:

– А я считал тебя хорошей дояркой и премию хотел начислить. Так вот почему у тебя снизились удои, – пристыдил ее председатель. – Ты что не могла выписать, если тебе нужно? Разве б я отказал? – продолжал он.

Анфиску словно обухом ударило. Заливаясь слезами, она упала на колени и так запричитала, что ее черт попутал, так умоляла простить, заверяя, что больше не будет, что Николай Петрович простил и то лишь потому, что ее сынок в армии и некому было заготовить сена. Но с условием, если еще раз повторится, передаст в суд. И хотя дальше председателя это не пошло, в станице все узнали о произошедшем из уст самой Анфисы, и на воровство рука уже ни у кого не поднималась. Осенью вернулся Анфисын сынок, отслужив три года в автороте. Возмужавший, крепкий паренек понравился председателю, и он взял его водителем к себе в управление. Анфиса обрадовалась, что председатель не таит на нее зла. Олег теперь возил председателя. Ему приходилось бывать и в других колхозах. Однажды они заехали в соседний совхоз. Председатель зашел в управление, а Олег, увидев на току девчат, подошел ним. Завязанные косынками так, что лишь глаза видны, девчата лопатами подавали на транспортер зерно. Одна из них сразу приглянулась Олегу. Увидев ее карие глаза с пушистыми ресницами, он отойти от нее не смог и спросил:

Девушка дала Олегу лопату, отошла в сторону, развязав косынку, встряхнула длинные каштановые волосы упали на плечи. Олег, увидев ее без косынки, оторопел очарованный, отбросив лопату, подошел к девушке.

А перед Рождеством к Оксане пришла Анфиса с заказом свадебного платья для невесты и рассказала, что после Рождества вся станица будет гулять на свадьбе ее сына. И председатель, чтоб не ударить в грязь лицом перед соседями приказал забить бычка и пару свиней. А столы будут накрывать в клубе. Оксана за два дня сшила нарядное белое платье. Денег за работу не взяла.

Анфиса осталась довольна, и, уходя, пригласила Оксану разделить с ней эту радость. Оксана приняла приглашение, но потом задумалась. Стоит ли идти туда, где наверняка будет Степан. Однако желание повеселиться взяло верх. «Не гуляла на своей, так хоть на чужой свадьбе погуляю» – решила она. Когда Оксана вошла в клуб, там все уже сидели за столами. Народу было много. Анфиса, увидев ее, позвала. Все посмотрели на вошедшую Оксану, одни с укором, другие с одобрением. Оксана растерялась, но, увидев Степана, обрела смелость и подошла к Анфисе. Поздравила жениха и невесту.

Степан с Марией сидел за другим столом, лицом к Оксане. Взглянув на него мельком, Оксана заметила его приветливую улыбку. После трех рюмок за жениха и невесту, захмелев, все заговорили. Анфиса шепнула Оксане:

Молодые целовались, а гармонист развернул гармонь. Все хорошо захмелевшие, пустились в пляс. Оксана, почувствовав на талии чью-то руку, подняла глаза, и вся вспыхнула, увидев рядом веселого Степана. Но в это время пары разошлись, и она оказалась возле председателя. Тот, подхватив ее за талию, закружил. Через несколько пар она вновь почувствовала руку Степана. Он чмокнул ее в щечку на виде у всех. Оксана не смела на него глаз поднять. Изморенные танцами все стали вновь садиться за столы и опять пошли тосты и поздравления. Веселье продолжалось до полуночи. Оксане надо было уйти. «Баба Дарья осталась с мальчиком и наверное уже заждалась меня», – беспокоилась Оксана. Поблагодарив Анфису и объяснив ей причину ухода, вышла в коридор. Там стояла толпа подростков, среди них Оксана увидела Алексея, а у выхода услышав:

После ухода Оксаны все повалили на улицу, где уже стояли тройки, запряженные в сани и украшенные лентами. Ночь была морозная. Снег, выпавший как по заказу накануне, заскрипел под полозьями саней. Оксана уже подходила к своей хате, как мимо нее прокатились сани с песнями под гармонь.